Ирано-израильский обмен воздушными ударами не сотряс и не дестабилизировал глобальный рынок нефти: трейдеры явно отделались легким испугом. После того, как еврейское государство провело невнятную ответную ракетно-дроновую атаку по Исфахану, цены на эталонный сорт Brent выросли до $88,8 за баррель, но вскоре откатились до $86,8. Но это абсолютно не значит, что конфликт исчерпан, и что события вошли в управляемое русло.
Как заметил генсек ООН Антониу Гуттерриш, Ближний Восток «ходит по лезвию ножа». Действительно, этот малоприятный процесс не имеет ни временных рамок, ни каких-либо иных ограничителей. А значит, «в случае эскалации в регионе мир может столкнуться с серьезным нефтяным шоком», справедливо полагает директор-распорядитель МВФ Гита Гопинатх.
Что значит «серьезный шок»? Наблюдатели расходятся в оценках, но всех их объединяет алармистский настрой относительно дальнейшей судьбы нефтяного рынка, и не только его одного. Эксперты консалтинговой компании TS Lombard предупреждают: рост цен до $100 за баррель приведет к торможению глобального экономического роста. А по расчетам Bloomberg Intelligence, полномасштабная война между Израилем и Ираном может вызвать куда больший ценовой скачок – вплоть до $150 за баррель. Аналитики Bank of America называют, в свою очередь, шоковую цифру $190. Другой их сценарий (консервативный) предусматривает скачок котировок на $30-40, то есть, примерно до $120-130.
В любом случае, отмечают в Bank of America, ситуация чревата серьезными перебоями в поставках иранской нефти и потерей рынком 2 млн баррелей в день. Это произойдет, если Исламская Республика перекроет стратегически важный Ормузский пролив, через который идет треть общемирового экспорта сжиженного природного газа и около 20% - сырой нефти (17 млн баррелей в сутки).
В-общем, исключать ничего нельзя, хотя опасений изначально было больше, чем в итоге оказалось негатива на сегодняшний день. Когда на экономическую или сырьевую конъюнктуру напрямую воздействует геополитика, прогнозы заведомо обречены на крах. Поскольку ирано-израильский конфликт несет в себе глубинные, исторические, неистребимые риски затяжного развертывания, цены будут, скорее, повышаться.
Тем более, что ранее пиратствующие в Красном море йеменские хуситы и так почти поставили крест на транзитном судоходстве через регион, вынудив экспортеров нефти закладывать в тарифы премию за риск в размере $10 за баррель. Теперь же, когда обстановка здесь накалилась еще больше, под угрозу попали не только морские пути и сухопутные транспортные коммуникации. Речь идет о дальнейшей судьбе всей нефтеносной инфраструктуры, включая месторождения и НПЗ.
Что касается Ормузского пролива, безопасность судоходства в этом проходе (около 40 километров в самом узком месте) между Персидским заливом и Индийским океаном была и остается ключевым фактором для мировой нефтегазовой отрасли. На одном его берегу находятся Оман и ОАЭ, на другом - Иран. Контролируя эту водную артерию, Тегеран сохраняет эффективный рычаг влияния – одновременно экономический и геополитический. Технически иранцы способны уничтожить любое судно в проливе, даже не привлекая свои боевые корабли, а задействовав береговые батареи.
«Тенденция к снижению цен явно не наблюдается. Более того, до конца года котировки вполне могут превысить отметку в $100, и даже в $150 за баррель, согласно сценарию Bloomberg», - говорит профессор Киевского национального университета, доктор экономических наук Андрей Длигач. Да, на текущий момент обстановка в регионе в какой-то степени разрядилась, и особых сложностей с логистикой нет, отмечает аналитик: танкеры с нефтью беспрепятственно курсируют и по Ормузскому заливу, и по Красному морю. Но что будет дальше, никто не знает: события могут пойти абсолютно по любому сценарию.
Есть еще как минимум одно, хотя и небесспорное обстоятельство, потенциально способное сдвинуть нефтяные цены в сторону повышения. На днях страны G7 подтвердили намерение «подрывать будущие энергетические проекты России» и добиваться соблюдения потолка цен на нефть (price cap) в $60 за баррель. Заявление прозвучало по итогам прошедшей на итальянском острове Капри трехдневной встречи глав МИД «семерки». Пообещав продолжить работу над совершенствованием механизма price cap, министры призвали потребителей российского сырья сократить импорт и анонсировали новые санкции в отношении тех, «кто будет способствовать теневому экспорту российской нефти».
Вопрос, насколько гипотетическое сокращение Москвой объемов сырьевого экспорта отразится на мировой конъюнктуре, остается открытым. Пока видимых проблем с поставками нефти за рубеж нет, например, в Китай в первом квартале они выросли на 12,85% в физическом выражении (до 27,5 млн тонн) и на 17,9% (до $13,8 млрд) – в стоимостном. А по данным Международного энергетического агентства, Россия в марте продала нефти на 390 тысяч баррелей в сутки больше, чем в феврале - порядка 5,08 млн. При этом поставки нефтепродуктов снизились на 180 тысяч б/с, до 2,76 млн б/с, на фоне ремонтов НПЗ. Кроме того, по информации МЭА, цены на российский сорт Urals в среднем выросли в марте на $1,8 за баррель – «благодаря устойчивому спросу».
Правда, на взгляд Андрея Длигача, так не может продолжаться бесконечно: в условиях санкций Россия утратила способность наращивать объемы добычи и разрабатывать более дешевые (с точки зрения себестоимости) месторождения. Современные технологии, связанные с разведкой недр и промышленным бурением, ей сегодня недоступны, поскольку их источниками являются американские и европейские компании.
